Неточные совпадения
И действительно, Левин никогда не пивал такого напитка, как эта теплая вода с плавающею зеленью и
ржавым от жестяной брусницы вкусом. И тотчас после этого наступала блаженная медленная прогулка с рукой на косе, во время которой можно было отереть ливший пот, вздохнуть полною грудью и оглядеть всю тянущуюся вереницу косцов и то, что делалось вокруг,
в лесу и
в поле.
Весь этот
ржавый и дремлющий ход его мыслей превратился
в деятельно-беспокойный.
Ехать пришлось недолго; за городом, на огородах, Захарий повернул на узкую дорожку среди заборов и плетней, к двухэтажному деревянному дому; окна нижнего этажа были частью заложены кирпичом, частью забиты досками,
в окнах верхнего не осталось ни одного целого стекла, над воротами дугой изгибалась
ржавая вывеска, но еще хорошо сохранились слова: «Завод искусственных минеральных вод».
Грузная, мужеподобная Орехова,
в тяжелом шерстяном платье цвета
ржавого железа, положив руку на плечо Плотниковой, стучала пальцем по какой-то косточке и говорила возмущенно...
В окна заглянуло солнце,
ржавый сумрак музея посветлел, многочисленные гребни штыков заблестели еще холоднее, и особенно ледянисто осветилась железная скорлупа рыцарей. Самгин попытался вспомнить стихи из былины о том, «как перевелись богатыри на Руси», но ‹вспомнил› внезапно кошмар, пережитый им
в ночь, когда он видел себя расколотым на десятки, на толпу Самгиных. Очень неприятное воспоминание…
Подсели на лестницу и остальные двое, один — седобородый, толстый, одетый солидно, с широким, желтым и незначительным лицом, с длинным, белым носом; другой — маленький, костлявый,
в полушубке, с босыми чугунными ногами,
в картузе, надвинутом на глаза так низко, что виден был только красный, тупой нос, редкие усы, толстая дряблая губа и
ржавая бороденка. Все четверо они осматривали Самгина так пристально, что ему стало неловко, захотелось уйти. Но усатый, сдув пепел с папиросы, строго спросил...
В том, что говорили у Гогиных, он не услышал ничего нового для себя, — обычная разноголосица среди людей, каждый из которых боится порвать свою веревочку, изменить своей «системе фраз». Он привык думать, что хотя эти люди строят мнения на фактах, но для того, чтоб не считаться с фактами.
В конце концов жизнь творят не бунтовщики, а те, кто
в эпохи смут накопляют силы для жизни мирной. Придя домой, он записал свои мысли, лег спать, а утром Анфимьевна,
в платье цвета
ржавого железа, подавая ему кофе, сказала...
«Она не мало видела людей, но я остался для нее наиболее яркой фигурой. Ее первая любовь. Кто-то сказал: “Первая любовь — не
ржавеет”.
В сущности, у меня не было достаточно солидных причин разрывать связь с нею. Отношения обострились… потому что все вокруг было обострено».
Следствие вел провинциальный чиновник, мудрец весьма оригинальной внешности, высокий, сутулый, с большой тяжелой головой,
в клочьях седых волос, встрепанных, точно после драки, его высокий лоб, разлинованный морщинами, мрачно украшали густейшие серебряные брови, прикрывая глаза цвета
ржавого железа, горбатый, ястребиный нос прятался
в плотные и толстые, точно литые, усы, седой волос усов очень заметно пожелтел от дыма табака. Он похож был на военного
в чине не ниже полковника.
Стены, выкрашенные по трафарету, растрескались, и
в нескольких местах от самого потолка шли
ржавые полосы, которые оставляла просачивавшаяся сквозь потолок вода.
Теперь на ее месте большое моховое болото, поросшее багульником с ветвями, одетыми густым железистым войлоком ярко-ржавого цвета; голубикой с сизыми листочками; шикшей с густо облиственными ветвями, причем листья очень мелки и свернуты
в трубочки.
В геологическом отношении долина Да-Лазагоу денудационная. Если идти от истоков к устью, горные породы располагаются
в следующем порядке: глинистые сланцы, окрашенные окисью бурого железняка, затем серые граниты и кварцевый порфир. По среднему течению — диабазовый афанит с неправильным глыбовым распадением и осыпи из туфовидного кварцепорфира. Пороги на реке Сице состоят: верхний из песчаниковистого сланца и нижний — из микропегматита (гранофира) с метаморфозом желтого и
ржавого цвета.
Месяцев через десять обыкновенно Карл Иванович, постарше, поизмятее, победнее и еще с меньшим числом зубов и волос, смиренно являлся к моему отцу с запасом персидского порошку от блох и клопов, линялой тармаламы,
ржавых черкесских кинжалов и снова поселялся
в пустом доме на тех же условиях: исполнять комиссии и печь топить своими дровами.
Глупо или притворно было бы
в наше время денежного неустройства пренебрегать состоянием. Деньги — независимость, сила, оружие. А оружие никто не бросает во время войны, хотя бы оно и было неприятельское, Даже
ржавое. Рабство нищеты страшно, я изучил его во всех видах, живши годы с людьми, которые спаслись,
в чем были, от политических кораблекрушений. Поэтому я считал справедливым и необходимым принять все меры, чтоб вырвать что можно из медвежьих лап русского правительства.
По обеим сторонам расстилалось топкое, кочковатое болото, по которому изредка рассеяны были кривые и низкорослые деревца; по местам болото превращалось
в ржавые бочаги, покрытые крупной осокой, белыми водяными лилиями и еще каким-то растением с белыми головками, пушистыми, как хлопчатая бумага.
Начиная с лестниц, ведущих
в палатки, полы и клетки содержатся крайне небрежно, помет не вывозится, всюду запекшаяся кровь, которою пропитаны стены лавок, не окрашенных, как бы следовало по санитарным условиям, масляного краскою; по углам на полу всюду набросан сор, перья, рогожа, мочала… колоды для рубки мяса избиты и содержатся неопрятно, туши вешаются на
ржавые железные невылуженные крючья, служащие при лавках одеты
в засаленное платье и грязные передники, а ножи
в неопрятном виде лежат
в привешанных к поясу мясников грязных, окровавленных ножнах, которые, по-видимому, никогда не чистятся…
Обитая
ржавым железом, почерневшая дубовая дверь, вся
в плесени, с окошечком, а за ней низенький каменный мешок, такой же,
в каком стояла наливка у старика, только с каким-то углублением, вроде узкой ниши.
Такие слухи упорно носились по Москве. Прохожие по ночам слышали раздававшиеся
в доме вой, грохот
ржавого железа, а иногда на улицу вылетали из дома кирпичи, а сквозь разбитые окна многие видели белое привидение.
Тухлая колбаса
в жаровнях, рванинка, бульонка, обрезки,
ржавые сельди, бабы на горшках с тушеной картошкой…
Из потолка и стен
в столовой торчали какие-то толстые железные
ржавые крючья и огромные железные кольца.
Передо мной встает какой-нибудь уездный городишко, где на весь город три дырявые пожарные бочки, полтора багра,
ржавая машина с фонтанирующим рукавом на колесах, вязнущих по ступицу
в невылазной грязи немощеных переулков, а сзади тащится за ним с десяток убогих инвалидов-пожарников.
Петух, или самец, кроме большей величины, отличается тем, что у него по обеим сторонам головы растут перья, вихрястые или хохластые, а около подбородка, вдоль шеи, висят косицы длиною вершка
в два с половиной,
в виде гривы или ожерелья, распускающегося, как веер: всего этого нет у курицы, или дрофиной самки, да и вообще зольный цвет головы и шеи,
ржавая краснота перьев и темные струи по спине у самца ярче.
Длина этой утки от носа до хвоста, или, лучше сказать до ног, ибо хвостовых перьев у гагар нет, — одиннадцать вершков, нос длиною
в вершок, темно-свинцового цвета, тонкий и к концу очень острый и крепкий; голова небольшая, продолговатая, вдоль ее, по лбу, лежит полоса темно-коричневого цвета, оканчивающаяся позади затылочной кости хохлом вокруг всей шеи, вышиною с лишком
в вершок, похожим более на старинные брыжжи или ожерелье
ржавого, а к корню перьев темно-коричневого цвета; шея длинная, сверху темно-пепельная, спина пепельно-коричневая, которая как будто оканчивается торчащими из зада ногами, темно-свинцового цвета сверху и беловато-желтого снизу, с редкими, неправильными, темными пятнами; ноги гагары от лапок до хлупи не кругловаты, но совершенно плоски, три ножные пальца, соединенные между собой крепкими глухими перепонками, почти свинцового цвета и тоже плоские, а не круглые, как бывает у всех птиц.
Местами виднеются круглые пятна или длинные косы жидкой грязи и довольно большие лужи, иногда красноватые:
в последнем случае болота называются
ржавыми или просто ржавчинами.
Напротив, голова ужасно живет и работает, должно быть, сильно, сильно, сильно, как машина
в ходу; я воображаю, так и стучат разные мысли, всё неконченные и, может быть, и смешные, посторонние такие мысли: «Вот этот глядит — у него бородавка на лбу, вот у палача одна нижняя пуговица
заржавела…», а между тем все знаешь и все помнишь; одна такая точка есть, которой никак нельзя забыть, и
в обморок упасть нельзя, и все около нее, около этой точки ходит и вертится.
Ему приходилось делать большие обходы, чтобы не попасть на глаза Шишке, а Мина Клейменый вел все вперед и вперед своим ровным старческим шагом. Петр Васильич быстро утомился и даже вспотел. Наконец Мина остановился на краю круглого болотца, которое выливалось
ржавым ручейком
в Мутяшку.
Они вдвоем обходили все корпуса и подробно осматривали, все ли
в порядке. Мертвым холодом веяло из каждого угла, точно они ходили по кладбищу. Петра Елисеича удивляло, что фабрика стоит пустая всего полгода, а между тем везде являлись новые изъяны, требовавшие ремонта и поправок. Когда фабрика была
в полном действии, все казалось и крепче и лучше. Явились трещины
в стенах, машины
ржавели, печи и горны разваливались сами собой, водяной ларь дал течь, дерево гнило на глазах.
Он отворил огромный висячий замок, отодвинул болт и открыл
ржавую, поющую дверь. Холодный влажный воздух вместе со смешанным запахом каменной сырости, ладана и мертвечины дохнул на девушек. Они попятились назад, тесно сбившись
в робкое стадо. Одна Тамара пошла, не колеблясь, за сторожем.
Приказал он принести сундуки дорожные, железом окованные; доставал он старшей дочери золотой венец, золота аравийского, на огне не горит,
в воде не
ржавеет, со камнями самоцветными; достает гостинец середней дочери, тувалет хрусталю восточного; достает гостинец меньшей дочери, золотой кувшин с цветочком аленьким.
Разумеется, я уперся и не отпирал, но дюжие молодцы
в одну минуту высадили дверь, и без того чуть державшуюся на
ржавых петлях.
Показалось: именно эти желтые зубы я уже видел однажды — неясно, как на дне, сквозь толщу воды — и я стал искать. Проваливался
в ямы, спотыкался о камни,
ржавые лапы хватали меня за юнифу, по лбу ползли вниз,
в глаза, остросоленые капли пота…
Если бы я мог взглянуть Ему
в глаза, как раньше, — прямо и преданно: «Вот я весь. Весь. Возьми меня!» Но теперь я не смел. Я с усилием — будто
заржавели все суставы — поднял руку.
И на каторге хлеб добрый и воду непорченную дают, а
в пустыне он корнями да травами питался, а воду пил гнилую и
ржавую.
Ржавей и разрушайся
в земле.
Но Александров блинного объедения не понимает и к блинам особой страсти не чувствует. Съел парочку у мамы, парочку у сестры Сони и стал усиленно готовиться ко вторичной встрече. Его стальные коньки, лежавшие без употребления более года
в чулане, оказывается, кое-где успели
заржаветь и
в чем-то перепачкались; пришлось над ними порядочно повозиться, смазывая их керосином, обтирая теплым деревянным маслом и, наконец, полируя наждаком особенно неподатливые ржавчинки.
Он замолчал и посмотрел
в окно,
в овраг, где старьевщики запирали свои лари; там гремело железо засовов, визжали
ржавые петли, падали какие-то доски, гулко хлопая. Потом, весело подмигнув мне, негромко продолжал...
Вздохнув, он оглянулся: Наталья, видимо, задремавшая, ткнула себе иглою
в палец и теперь, вытаращив глаза, высасывала кровь, чмокала и плевала на пол, Шакир, согнув спину, скрипел по бумаге
ржавым пером, а Маркуша, поблескивая лезвием ножа, неутомимо сеял тонкие серпики и кольца стружек.
В солнечные дни тусклый блеск угля
в пазах испещряет дом чёрными гримасами,
в дожди по гладким брёвнам обильно текут
ржавые, рыжие слёзы. Окна нижнего этажа наглухо забиты досками, сквозь щели угрюмо сверкают радужные стёкла, за стёклами — густая тьма, и
в ней живёт Собачья Матка.
Мало того, не было бы и Петербурга, а лежало бы себе
ржавое чухонское болото и «угрюмый пасынок природы» [«Угрюмый пасынок природы» — у А.С.Пушкина
в «Медном всаднике» (1833): «Печальный пасынок природы».] колотил бы свой дырявый челн…
В вечерних сумерках показался большой одноэтажный дом с
ржавой железной крышей и с темными окнами.
— Ох, пане, пане, — говорит Опанас, — у нас говорят старые люди:
в сказке правда и
в песне правда. Только
в сказке правда — как железо: долго по свету из рук
в руки ходило,
заржавело… А
в песне правда — как золото, что никогда его ржа не ест… Вот как говорят старые люди!
В каждой щели дома сидел человек, и с утра до поздней ночи дом сотрясался от крика и шума, точно
в нём, как
в старом,
ржавом котле, что-то кипело и варилось. Вечерами все люди выползали из щелей на двор и на лавочку к воротам дома; сапожник Перфишка играл на гармонике, Савёл мычал песни, а Матица — если она была выпивши — пела что-то особенное, очень грустное, никому не понятными словами, пела и о чём-то горько плакала.
Когда Фома, отворив дверь, почтительно остановился на пороге маленького номера с одним окном, из которого видна была только
ржавая крыша соседнего дома, — он увидел, что старый Щуров только что проснулся, сидит на кровати, упершись
в нее руками, и смотрит
в пол, согнувшись так, что длинная белая борода лежит на коленях, Но, и согнувшись, он был велик…
Ныть, петь Лазаря, нагонять тоску на людей, сознавать, что энергия жизни утрачена навсегда, что я
заржавел, отжил свое, что я поддался слабодушию и по уши увяз
в этой гнусной меланхолии, — сознавать это, когда солнце ярко светит, когда даже муравей тащит свою ношу и доволен собою, — нет, слуга покорный!
Забор из белого ноздреватого камня уже выветрился и обвалился местами, и на флигеле, который своею глухою стеной выходил
в поле, крыша была
ржавая, и на ней кое-где блестели латки из жести.
Да, уже прошло лето. Стоят ясные, теплые дни, но по утрам свежо, пастухи выходят уже
в тулупах, а
в нашем саду на астрах роса не высыхает
в течение всего дня. Все слышатся жалобные звуки, и не разберешь, ставня ли это ноет на своих
ржавых петлях, или летят журавли — и становится хорошо на душе и так хочется жить!
Ржавым криком кричал на луговой низине коростель; поздний опрокинутый месяц тающим серпочком лежал над дальним лесом и заглядывал по ту сторону земли. Жарко было от долгой и быстрой ходьбы, и теплый, неподвижный воздух не давал прохлады — там
в окна он казался свежее. Колесников устало промолвил...
Вечернее солнце порою играло на тесовой крыше и
в стеклах золотыми переливами, раскрашенные резные ставни, колеблемые ветром, стучали и скрып<ели>, качаясь на
ржавых петлях.
И на ихней ферме жили тревожно: не только ночью, но и днем спускали собак, и хозяин ночью клал возле себя ружье. Такое же ружье, но только одноствольное и старое, он хотел дать Янсону, но тот повертел ружье
в руках, покачал головою и почему-то отказался. Хозяин не понял причины отказа и обругал Янсона, а причина была
в том, что Янсон больше верил
в силу своего финского ножа, чем этой старой
ржавой штуке.
Было ещё рано, около полудня, но уже очень жарко; песок дороги и синь воздуха становились всё горячее. К вечеру солнце напарило горы белых облаков, они медленно поплыли над краем земли к востоку, сгущая духоту. Артамонов погулял
в саду, вышел за ворота. Тихон мазал дёгтем петли ворот;
заржавев во время весенних дождей, они скверно визжали.